Королевы Иннис Лира  - Тесса Греттон

– Бан, – Брона опустилась перед ним на колени. Одна рука крепко сжала одеяло вокруг ее плеч, другая вытянулась, но не решалась прикоснуться к милому лицу. – Ты должен пойти со своим отцом.

Боль ударила в лоб Бана, и маленький рот сморщился.

– Ты не хочешь, чтобы я остался.

– О нет, о корни и черви, дорогой, нет! – Она обняла его, не обращая внимания на свою наготу, отчаянно желая доказать обратное. – Я хочу, чтобы ты остался, но твоя судьба – находиться в двух мирах. Ты должен уйти от меня сейчас, поскольку отец любит тебя и хочет, чтобы ты познал его мир.

Бан не поверил ей. Он замер в объятиях матери. Крючок в ее сердце врезался еще глубже.

Эрригал снова накрыл Брону одеялом, присел рядом, словно хотел поддержать.

– Пошли, Бан, – сказал граф. – Делай, как тебе сказано.

Мальчик вырвался, повернулся к ним спиной и бросился к сундуку с одеждой, на котором лежало единственное его пальто. Мальчик, сегодня ставший старше, надел пальто, смыл грязь с лица и принялся шаркать вокруг, пытаясь найти сапоги.

Эрригал начал было говорить, но Брона коснулась его руки. Стояло молчание.

Прежде чем они ушли, Бан позволил своей матери поцеловать его. Это заставило его расплакаться. Он тихо плакал, несчастный и неподвижный, пока Эрригал не хлопнул его по спине и не приказал ему прекратить – в новом доме не место горестям.

Когда звуки их шагов затихли и ведьма осталась одна, Брона вышла из Хартфара в Белый лес голая, с разбитым сердцем. Она смыла все в холодном, призрачном ручье, в тени ясеня.

Она прошептала пеплу: «Не разрешай Бану забыть ветер и корни. Не разрешай Бану забывать меня».

Бан никогда не колдовал так, как сейчас.

Воздух над каменистой пустошью, где холм вытолкнули из Белого леса, как кита, был тих и спокоен. Серебряные облака растянулись по темному небу, озаренному восходящим солнцем и почти полной луной, все еще висевшей на западе, а не в центре. Риган Коннли, одетая в тонкую льняную рубашку, сидела на гранитной стреле, гладкой, как она сама, и точно ее размера. Повернувшись спиной к востоку, молодая женщина взяла с колен неглубокую чашу и склонила над ней голову. Она прошептала на языке деревьев слова, пульсирующие мелкой рябью на поверхности крови.

Бан щелкнул пальцами и вызвал огонь из рук, быстро опуская пламя к пятну на южном конце гранитной плиты, которое состояло из сосны, чертополоха, розы и толстого бумажного фитиля. Огонь загорелся и потрескивал, вспыхивая бело-оранжевым перед тем, как осесть, скрутив длинные стебли и лепестки. Двигаясь на восток, Бан пел тихую песню ветру и деревьям, шипел одно-два слова огню. Он следовал за линией смешанного песка и дубового угля, пока шел на север, а затем на запад. А когда достиг Южного полюса, сделал паузу, чтобы вызвать огонь снова, проведя его вдоль всего круга.

– Сейчас, – тихо сказал он. Коннли услышал молодого человека и вошел внутрь круга.

Только трое из них присутствовали на этом предрассветном колдовстве. Коннли – исключительно потому, что настаивал: «Я, вовлечен, как и ты, и я – другое твое сердце. Без меня не весь твой дух будет там».

Бан счел эти слова невыносимо сентиментальными, пока не увидел напряжение в глазах и мужа, и жены и понял, что они оба полностью верили в магию.

«На что было бы похоже такое партнерство», – подумал Бан, а потом на секунду вспомнил – руки Элии держат его, а крошечные лунные огни танцуют между и вокруг их пальцев.

Взглянув на угасающие звезды, маг понял, что пришло время. Бан снял одежду и вошел в круг. Клубы дыма от горящих чертополоха и розы лизали его плечи, когда молодой мужчина присел на поддон с оранжевой грязью из железного болота и начертал слова на груди и животе и его руну силы на лбу, сердце и гениталиях. Он покрыл свои предплечья грязью, и когда сказал «Защити меня», грязь высохла в мгновение ока, достигая почти керамической твердости и жара на его коже. Бан поднял взгляд и увидел, что Риган прислонилась к граниту, а ее муж, стоя на коленях рядом с женщиной, использовал маленький кинжал, чтобы разрезать спереди ее одежду. Он надрезал от центра груди до маленького холмика в паху. Снимая с принцессы белоснежное белье, Коннли поцеловал мягкий живот жены и оставил руку там, а после этого поцеловал ее между грудей и снова в губы.

Бан присоединился к ним у ног Риган, в то время как Коннли подошел к ее голове. Он протянул женщине чашу с ее материнской кровью. Она положила ее на живот, пальцы обвили ободок. Ее грудь поднималась и опускалась медленно и равномерно.

Герцог встретился со взглядом Бана и безмолвно задал свой предыдущий вопрос: «Ей будет больно?»

Два часа назад, когда они вышли из крепости, Бан ответил:

– Я не знаю. Обряд не предназначен для причинения вреда, но в корнях Иннис Лира – дикость, и духи, которых мы зовем, не беспокоятся о безопасности.

– Если Риган будет больно, я сделаю больно тебе, – просто и спокойно пообещал Коннли.

Бан ответил:

– Если она будет чувствовать боль, мне будет не менее больно.

Это, казалось, утешило герцога, хотя теперь он наблюдал за Риган с оттенком собственничества.

Над головой, в прохладном фиолетовом небе побледнели звезды, и взошла луна. Она висела сзади Бана. Ее нижний край целовал горизонт. Как раз время для начала.

Из маленькой корзинки у ног Риган Бан достал три длинных пера, рыжеватых и бледных, из крыльев призрачной совы. Он поднял их и на языке деревьев назвал имя птицы, чему его очень неохотно научил старый дряхлый дуб на опушке леса.

Риган присоединила свой голос к голосу Бана, а за ней и Коннли. Его неумелое владение языком деревьев довольно хорошо подошло для их работы.

Трое снова и снова называли сову, все громче и громче, словно пытались загнать слово выше, в небо. Девять раз и снова девять, и, наконец, в конце третьего цикла они замолчали.

Бан закрыл глаза, чтобы лучше слушать.

Ветер шептал вокруг них, и огонь радостно щелкал, поднимаясь крошечными искорками в небо.

Послышался высокий крик совы.

Бан встал на ноги и развел руки, чтобы перья подхватил ветер. Здесь – позвал он на языке деревьев. – Мы здесь, старый призрак.

Сова молча неслась вниз, бледная, а ее люминесцентные кремовые нижние перья напоминали осколок лунного света на фоне неба. Сова кружила, и Бан снова назвал ее имя. Риган положила пальцы в чашу с кровью и затем использовала капли, чтобы прочертить имя птицы на своей груди, в то время как ее муж задыхался в безмолвии, возбужденный и испуганный.

Открыв крохотный розовый клюв, сова завизжала, демонстрируя Бану темную пасть. Затем она расправила крылья и вытянула длинные ноги с изогнутыми когтями.

– Приготовься, – пробормотал Бан как раз перед тем, как сова приземлилась на живот Риган, беззвучно хлопая длинными крыльями для равновесия.